Модель Демирчяна

— Камо Серопович, ваша профессиональная деятельность несколько далека от вопросов изменения климата, тем не менее вы очень заинтересовались этим. Почему?

— Не сказал бы, что вопросы изменения климата от меня далеки. Наоборот, они напрямую связаны с тем, чем я занимался долгие годы. А история такая. В 1990 году я был приглашен читать лекции в университете в Беркли (Калифорния), где в течение четырех месяцев каждую неделю посещал тематические семинары, посвященные проблемам влияния энергетики на климат, которые проводил профессор Д. Хансен (теперь он помощник президента США Барака Обамы по научным вопросам). Я являлся тогда заместителем академика-секретаря отделения энергетики Академии наук СССР и обязан был следить за тематикой научных работ. По этой причине счел своим долгом разобраться, в чем состоит угроза глобальному климату и какие исследования в связи с этим надо проводить, чтобы уменьшить влияние выбросов СО2 при использовании угля, нефти и природного газа в качестве источников энергии. Как только я эту задачу перед собой поставил, у меня возникло много вопросов. Я стал догадываться, что проблема изменения климата во многом носит политический характер, в чем теперь я уже абсолютно уверен. В росте внимания к проблемам климата и глобального потепления слишком большую роль играют именно различного рода спекулятивные преувеличения и апокалиптические прогнозы последствий воздействия человечества на климат.

— Так что, никакого глобального потепления, связанного с человеческой деятельностью, нет?

— Глобальное потепление, связанное с человеческой деятельностью, — реальность. Парниковый эффект тоже существует. Численно-аналитическая модель, над созданием которой я трудился более 18 лет, свидетельствует именно об этом. С 1750 года до настоящего момента, по моим данным, за счет человеческой деятельности средняя мировая температура поднялась на один градус, к 2100 году она может вырасти всего на 1,35 градуса Цельсия, а к 2300 году — на полтора, что в климатологическом отношении величина неопасная. Согласно общепринятым оценкам, если повышение температуры останется в пределах 1,5—1,7 градуса, ничего страшного не произойдет.

— Ну как же? Антарктида уже тает, отколовшиеся от нее шальные айсберги бродят, Россию опалило тропическим жаром, а в перспективе нам обещают повышение температуры до четырех градусов, у полюсов и того больше!

— Погода и климат — разные вещи.

— Вы хотите сказать, что страхи раздуты?

— Да, раздуты. Глобальное потепление — тот вопрос, в основе которого лежит политика. И он слишком серьезен, чтобы делать выводы, не понимая механизмов воздействия человека на климат. Раз проблема связана с человечеством, следует задать элементарный вопрос: какая связь между парниковым эффектом (иначе говоря, повышением концентрации углекислого газа) и количеством людей? Я себе этот вопрос задал еще в 1992 году. И знаете, что оказалось? Концентрация СО₂ в атмосфере линейно зависит от количества людей. Такая тенденция сохраняется почти 250 лет, то есть с момента, когда мы перешли от дров к углю, нефти, газу, атомной энергетике.

Обнаружилась интересная закономерность: на 1 миллиард увеличивается количество людей Р — на 15 ррm (частиц на миллион) увеличивается количество углекислого газа К в атмосфере. Аналитически эта связь имеет вид К=270+15Р. На рисунке представлены кривые изменения количества Р и Рс (расчетные значения) людей в миллиардах, а также наблюдаемое К и расчетное Кс значения концентрации углекислого газа в атмосфере.

Таким образом, мы получили возможность аналитически связать температуру с количеством людей.

— Вне зависимости от исторической эпохи?

— Рисунок показывает, что независимо от времени — безразлично, это 1750 год, когда только дрова сжигали, или, например, 1980-й — количество углекислого газа в атмосфере стабильно растет на 15 ррm при увеличении населения на один миллиард. Это закон.

— И что же, от хозяйственной деятельности тоже ничего не зависит?

— Количество СО₂, конечно, зависит от того, как люди себя ведут. Но даже пожары этого лета повлияют на приведенную выше закономерность незначительно. Мои исследования показывают: если количество людей увеличивается — растет его воздействие на окружающую среду, и соответственно увеличиваются выбросы углекислого газа в атмосферу. Кстати, значителен вклад в общий баланс даже количества выдыхаемого ими углекислого газа. Но растет концентрация СО₂ в атмосфере, в этой связи и температура растет. Но этот рост ограничен, и он вовсе не таков, каким нас пугают.

— Но есть же обзоры, подготовленные IPCC, то есть Межправительственной группой экспертов по изменению климата! В разделах, которые касаются концентрации парниковых газов и антропогенного аэрозоля в атмосфере, такой показатель отсутствует.

— В этих обзорах отмечается, что за период с 1750 года по настоящее время концентрация углекислого газа в атмосфере в 2008 году достигла уровня 385,6 ppm (частиц на миллион). Это наибольшее количество за последние 420 тыс. лет (и, возможно, за последние 20 млн лет), о чем свидетельствуют данные ледяных кернов.

Примерно на три четверти рост концентрации СО₂ обусловлен выбросами в атмосферу при сжигании ископаемого топлива и деятельностью цементной промышленности. Остальные 20 процентов приходятся на долю сжигания биопродуктов. При этом полностью игнорируются выбросы, связанные со «сжиганием углерода» самим человеком в процессе дыхания (в год в среднем около 135 кг углерода). А эти выбросы для 7 миллиардов населения Земли составляют около 0,95 гигатонн.

— Вы хотите сказать, что увеличение концентрации СО₂ — естественное повышение, связанное с увеличением количества жителей Земли, и что бы мы ни делали, оно все равно таким останется?

— Однозначно. Но одна важная деталь: примерно с 1995—2000 годов скорость роста численности населения планеты начинает падать. Прирост концентрации СО₂ тоже замедляется. Все закономерно. Очевидно, что тенденция сокращения глобальных выбросов на душу населения к концу 2100 года не более 0,75—0,85 тонны углерода в год на человека (С/год) обусловлена главным образом замедлением темпа роста численности населения планеты.

— Из вашей модели следует, что трудиться над сокращением выбросов в атмосферу парниковых газов бессмысленно.

— Я не об этом говорил. Работать над экономным использованием топлива надо. Но если отталкиваться от тезиса, что львиную долю выбросов дает энергетика, то есть сжигание ископаемого топлива, неплохо уяснить, что можно предложить в качестве замены. Так что у нас есть в запасе? Так называемые возобновляемые источники, которые очень дороги. Кроме того, их нет массово в том количестве, которое необходимо для замены традиционных топлив и с такой стоимостью, чтобы несущественно влиять на темпы развития экономики.

— Тогда, может быть, человечеству следует умерить потребительский аппетит?

— Это было бы замечательно! Но умерить его сложно по одной простой причине — невозможно в условиях конкуренции организовать действенный контроль за потреблением энергетического сырья. Мы потребляем то, что стоит дешево.

— Это называется перееданием?

— Самый худший его сорт! Кроме того, конкуренция поощряет варварское использование ресурсов при производстве одного и того же товара. Люди покупают совершенно аналогичные вещи, предыдущие выбрасывая на помойку. Тем самым резко увеличивается потребление, подстегивая бессмысленное истощение ресурсов.

— Для ограничения потребления надо уменьшить аппетиты корпораций.

— Это невозможно, потому что корпорации существуют для того, чтобы извлекать максимальную прибыль.

— Какие ваши предложения?

— У меня нет предложений. Частная собственность всегда порождает неуемное стремление к богатству и потребительству. От этого не уйдешь.

— Но если у нас все общественное и, соответственно, нет неуемной тяги к обогащению, вызывающей разрушительные последствия, то давайте вспомним, когда у нас было все общественным. Западносибирское озеро Самотлор погибло, все нефтяные скважины там затампонированы. Огромное количество промышленных выбросов постоянно извергалось в атмосферу, потому что не было вообще никаких фильтров. Прямоточная система: все вытекает, все выбрасывается без всякой попытки природу сохранить.

— Ваш пример относится к бесхозяйственности, а не к климату. Судьба отдельных объектов мало зависит от общественного строя. Речь идет о таких общественных и, самое главное, личностных качествах людей, которые обеспечивают самоограничение и предотвращают бездумный образ действий. Кстати, слово «очистка» применительно к СО₂ не годится. СО₂ — естественный продукт сгорания, а не загрязнение.

— Но если мы более рационально используем то органическое топливо, сжигание которого приводит к таким последствиям, это значит, что мы сокращаем выбросы СО₂?

— Чтобы рационально использовать что-либо, нужно разрабатывать оборудование, которое позволяет это делать. Это значит, что до того, как получишь эффект от рационального использования, будешь тратить средства. И тут сразу возникает вопрос: каков срок окупаемости? Возобновляемые источники очень дороги. Так что замены нефти, газу, углю пока нет.

— Но и конфеты в свое время стоили очень дорого, потому что были штучной работы. А теперь кондитерская промышленность наводнила весь земной шар. Так и здесь: если возобновляемые источники — штучная работа, то это финансовая проблема, а когда их много, когда это в серии…

— Если нужно массово использовать, нужно массово производить. Если массово производить, значит, надо массово расходовать ресурсы. Каждая ступень преобразования — это энергия. Откуда ее брать?

— Так что же в связи с этим будет с климатом?

— Не то, что описано в отчетах IPCC, на которые мы уже ссылались. С очень большой вероятностью к 2100 году максимальное количество углекислого газа в атмосфере составит 440—450 ррm. Такая концентрация безопасна, и мой вывод в данном случае совпадает с мнением Межправительственной группы экспертов. А если безопасна, то и искусственные ограничения хозяйственной деятельности не требуются.

Беседовала Елена Субботина